Руководство Государственного Эрмитажа заявило о незначительной ценности похищенных в музейной библиотеке предметов искусства, что противоречит позиции ФСБ, раскрывшей преступление.
Похоже, речь идёт об очень узком секторе антикварного рынка, сфокусированном в Петербурге на одном конкретном заведении. «Фонтанке» удалось побывать там и выяснить нюансы, которые обычно не афишируют.
Как террористы
Пресс-брифинг «О пресечении краж в научной библиотеке Государственного Эрмитажа» произошёл спустя неделю после крупной кражи из самой библиотеки и спустя 9 лет после очень крупной кражи из эрмитажных фондов. Так что у журналистов были все основания рассчитывать на самую свежую информацию – уместно предположить, за годы между последней и предпоследней кражами ничего путного в смысле «пресечения» сделано не было. Иначе за первой кражей не последовала бы вторая, механизм которой один в один повторил первую.
В принципе, так и случилось. Сначала заместитель генерального директора Эрмитажа Георгий Вилинбахов рассказал о том, что музейные воры сравнимы с террористами – никогда нельзя предугадать, где, когда и что именно выкинут. Потом учёный посетовал на безграмотность журналистов: мол, им лишь бы скандал раздуть.
– Скандала нет, – заявил он, – есть несчастье!
Впрочем, несчастье, по словам господина Вилинбахова, не из смертельных – оказывается, похищенное не являлось музейными экспонатами – это просто страницы библиотечных книг. Дабы у журналистов не возникало сомнений, перед брифингом раздали записку «Об эрмитажной библиотеке», подписанную директором Эрмитажа, президентом Союза музеев России Михаилом Пиотровским. В этой записке мэтр (сам лишь поздоровавшийся с участниками брифинга и отправившийся на другое мероприятие) написал:
«Изуродованные и разорённые в библиотеке предметы не являются музейными экспонатами. Это – тиражные издания, книги с иллюстрациями (виды России, история России), относящиеся, в основном, ко второй половине XIX века, существуют их дублеты. Многие из изъятых листов уже найдены, реставрация не составит большого труда…»
Правда, в посвящённом краже пресс-релизе Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области ещё несколько дней назад сообщались совсем другие сведения: «В ходе следственно-оперативных мероприятий … обнаружено и изъято большое количество похищенных из Государственного Эрмитажа гравюр, литографий, фотографий, а также старинных книг XVII-XIX в.в…»
Между иллюстрациями из книг «второй половины XIX века» и «XVII-XIX веков» существенная разница, которая может исчисляться в сотнях тысяч долларов – не говоря уж о культурной ценности, не измеряемой в деньгах. Неужели авторитетные учёные Георгий Вилинбахов и Михаил Пиотровский специально «занижают» ценность похищенного?
Увы, другой информации организаторы мероприятия не предоставили, сославшись на тайну следствия. Правда, начальник Службы музейной безопасности Александр Хожаинов сообщил о «выявлении узких мест», «распланировании мероприятий», среди которых установка видеокамер в библиотеке (спустя 9 лет после первой кражи!). Правда, по его словам, 10 камер там уже есть – неожиданно выяснилось, что этого мало для пятиэтажного здания.
О перспективах сыска поведал журналистам бывший начальник «антикварного» отдела уголовного розыска Николай Иванов – ныне он занимает пост советника директора Эрмитажа по безопасности. От одетого в элегантный костюм в стилистике «Эркюль Пуаро» солидного джентльмена журналисты узнали про его 20-летнюю безупречную службу в полиции, про успешную там раскрываемость, про наработки, которыми он может пользоваться до сих пор. Резюмируя посвящённый самому себе монолог, господин Иванов заявил:
– Мы знаем, как искать, где и с кем!
Но список похищенного ни он, ни господин Вилинбахов даже не показали. Так что выяснить, что же на самом деле пропало – ширпотреб конца XIX века или раритеты XVII – не представилось возможным.
А немецкий барон…
Про обвинённого в краже научного сотрудника Эрмитажа Сергея Павлова пока мы знаем совсем мало (на брифинге сказали лишь, что в Эрмитаже он работал с 2011 года, остальное – тайна следствия). Известно, что это молодой человек, по месту проживания которого было изъято некоторое количество гравюр, литографий, фотографий и старинных книг. Якобы всё это датируется XVII-XIX веками и было на протяжении довольно долгого периода времени похищено из Государственного Эрмитажа. В СМИ просочилась информация и о том, что аналогичные находки сделаны во время обысков в квартире подруги обвиняемого и в нескольких петербургских антикварных магазинах.
Ещё управление ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области сообщало о возбуждении в отношении Сергея Павлова уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного частью 4 статьи 158 Уголовного кодекса («Кража, совершённая в особо крупном размере»). Молодому человеку грозит до 10 лет лишения свободы. Пару дней назад сообщалось о его аресте.
Кроме того, можно предположить, что арестованный ведёт себя не совсем так, как хотелось бы следствию. Дело в том, что 18 февраля появилась информация о наличии среди похищенного фотографий итальянского фотохудожника немецкого происхождения барона Вильгельма фон Глёдена. Основная часть творчества этого мастера приходится на начало ХХ века – то есть, совсем не подходит под временной период произведений искусства, на который ссылались ранее. Более того, фотоработы барона фон Глёдена немного не вписываются в сферу интересов тех, кто мог бы приобретать якобы похищенные Павловым старинные гравюры и литографии – немецкий барон специализировался на высокохудожественных фотоизображениях обнажённых мужчин, если так можно выразиться, с глубокой проработкой деталей.
Зато данная новость отлично вписывается в методику работы правоохранительных органов по отношению к подследственным, которые отказываются в чём-то признаться. Теперь происшедшему придан «голубоватый» оттенок, что может не лучшим образом сказаться на психологическом климате в камере, что является распространённым способом давления на арестованных.
Это, пожалуй, и всё – за исключением курьёзного упоминания про фотоработы одиозного барона Вильгельма фон Глёдена (творчество которого нравилось Оскару Уайльду, очень не нравилось Бенито Муссолини и вряд ли пользовалось бы популярностью в сегодняшней России, будь оно сейчас известно).
Но любая кража обязательно имеет выгодоприобретателя. О том, кто мог бы им стать, «Фонтанка» узнала не от директора Эрмитажа и не от правоохранительных органов, которые больше всего на свете любят рассказывать про тайну следствия. Нашим собеседником стал один из старейших и авторитетнейших петербургских коллекционеров, который знает зазеркалье этого сектора бизнеса настолько, что называть его имя и фамилию было бы в высшей степени некорректно.
Главная мысль, которую он передал корреспонденту «Фонтанки»:
«Этот рынок узкий, специфический и дорогой…»
По словам известного коллекционера, в Петербурге есть маленький магазинчик во дворах недалеко от Невского проспекта. Там работает человек, имеющий свой круг клиентов, покупающих такие вещи.
– А что это за люди? – спросил автор.
– Интеллигенция. Это люди, которые любят такие вещи. Они собирают старые книги, у каждого своё направление. Они часто приходят и заказывают то, что их интересует. Кто-то собирает гравюры, кто-то литографии, кто-то карты старинные, вырванные из книг. Человек из магазина имеет банк заказов и, когда к нему приходит кто-то и спрашивает: «Что я могу вам предложить?», то заказы озвучиваются. Я вполне могу представить себе, как какой-нибудь работник Эрмитажа роется в музейной библиотеке и находит то, что ему заказывают, вырывает, тащит и получает энные суммы – иногда немаленькие. Я знаю, что директор этого магазина очень дорогую квартиру себе купил в центре города…
– А сколько может стоить на чёрном рынке литография или гравюра, вырванная из книги, скажем, XVIII века?
– Очень дорого, если она пойдёт на Запад. 50 000 долларов, например, если это какая-нибудь инкунабула (в классическом понимании это книга, изданная в Европе от начала книгопечатания и до 1 января 1501 года – издания этого периода редки, так как их тираж был 100—300 экземпляров. – Прим. авт.). У меня было несколько таких изданий – знаю не понаслышке.
– Но речь же идёт не о книгах целиком, а о выдранных из них гравюрах и литографиях.
– А там могут быть, например, гравюры Оноре Домье (французский художник-график, живописец и скульптор, крупнейший мастер политической карикатуры XIX века. – Прим. авт.) – на Западе за них платят очень большие деньги.
– Но это в любом случае книги, изданные типографским путём. Чем же они так ценны?
– Тиражи тогда были крохотные – 1000 экземпляров максимум. А сколько из них дожило до современности и в каком состоянии?
– Но это же не оригинальное произведение искусства, это копии!
– Иногда копии ценятся тоже очень высоко. Рынок таких гравюр и литографий на Западе весьма обширный. И в Америке берут, и в Лондоне, и на аукционах – там иногда серьёзная борьба за такие вещи разгорается. А в Питере этот рынок небольшой, и все друг друга знают. Проходят сделки в основном через магазин антикварной книги, о котором я вам говорил. К тому же, вывезти за границу такие вещи очень легко – кто бумаги на таможне смотрит?
– Как вы думаете, сколько в Петербурге таких коллекционеров?
– Человек 500 максимум. Они же себя не афишируют, прячутся часто – как, например, известные коллекционеры братья Ржевские. Они никого к себе не пускали, так грабители пришли к ним под видом работников скорой помощи. Этот рынок узкий, специфический и дорогой.
– А сколько может стоить коллекция таких вырванных из старинных книг страниц?
– Если она предметная – карты старинной Франции, например, или Домье – очень дорого. Вот вам пример. Князь Лобанов-Ростовский собрал коллекцию театральных художников – там и копии, и фальшаков куча – он умудрился в прошлом году пристроить эту коллекцию в Петербурге за 5 000 000 долларов. Такие вещи очень дороги, и цена их будет лишь расти – мало ведь их осталось. Там старая бумага, старая печать, тщательность проработки, выразительность – для любителя всё это ни с чем не сравнимо.
– Вас удивляет, что на краже гравюр попался сотрудник Эрмитажа?
– Нет конечно! Именно такой человек знает, где что лежит. Ни вы, ни я достать старинные гравюры на заказ не сможем – а он запросто. И я отлично представляю, как это могло происходить: приходили люди в магазин, который я назвал, подмигивали, говорили, что конкретно их могло бы заинтересовать, информация доносилась до сотрудника Эрмитажа. Он исполнял заказы, а люди пополняли коллекции. Коллекции ведь ценятся, как я уже говорил, лишь тематично подобранные – тут поставщика лучшего, чем научный сотрудник крупного музея, и не найти…
Что может скрываться под «тайной следствия», становится понятным. А чтобы приоткрыть завесу интриги ещё чуть-чуть, автор этих строк направился в старый петербургский дворик, расположенный неподалёку от Невского проспекта. Найти магазинчик было нетрудно, потому что наш собеседник назвал точный адрес.
«Фонтанку» знают наизусть
В затерянном во дворах антикварном книжном магазинчике только на первый взгляд люди делились на продавцов и покупателей. Если чуть-чуть постоять и прислушаться, сразу становилось ясно: это тусовка.
На вопрос: «Продаются ли у вас литографии и гравюры, вырванные из старинных книг?» – отвечают вопросом: «А что именно вас интересует?». На предложение пообщаться для широкого круга читателей продавцы и покупатели реагируют дружно: «Мы-то тут при чём?». На попытку затеять «общий» разговор – мол, что это за сектор рынка, какие цены, кто заинтересован, и вообще, давайте поговорим – также дружно выражают удивление:
– Сектор рынка? Кто-то заинтересован? Да что вы такое говорите!
Выясняется, что данный сектор рынка отсутствует, а гравюры и литографии, вырванные из старинных книг эрмитажной библиотеки, вообще никому не нужны – нет спроса на эти скучные бумажки! Попытка возразить в том смысле, что если сотрудник Эрмитажа крал эти вещи, то наверняка не бескорыстно – значит, должны были быть покупатели – опять ни к чему не привела. Эти люди утверждали, будто ничего не знают, аргументируя свою полную непричастность к теме практически прямыми цитатами из новостей «Фонтанки», посвящённых Сергею Павлову.
Думается, если они ничего и не знают, то очень хотят что-то узнать – раз заучивали наши тексты почти наизусть. Но мы не будем пока конкретизировать заведение – может быть, сделаем это позже. Пусть сначала следствие раскроет свои тайны – ему это сделать всё равно придётся, как минимум, при направлении дела в суд. И как только название магазинчика промелькнёт в материалах уголовного дела, мы заглянем туда ещё разок – и на этот раз будем рассчитывать на откровенный разговор.
