Два года назад Евгений и Ксения Стерлины переехали из Москвы в маленький поселок Каринторф в Кировской области и основали там свой Музей железной дороги, который купил десятикилометровую действующую узкоколейку.
Местные удивились. А Стерлины позвали туристов, стали их катать в открытом вагончике, водить по мрачным коридорам депо и рассказывать истории. Есть ли туристическое будущее у каринской узкоколейки и куда на самом деле приводят мечты, узнала корреспондент ТАСС.
Аккуратный деревянный вагончик раскачивается и грохочет. Туристы — три семьи с шумными детьми и молодая пара — глазеют по сторонам, фотографируются на фоне разлившейся реки Чепцы, шутят про местные "достопримечательности" — изрисованные неким Гошей гаражи. Пассажиры соседних вагонов окрестными пейзажами не интересуются: нагруженные продуктами и пакетами с рассадой люди едут домой, в небольшой поселок Каринторф. Другой дороги несколько месяцев в году, когда из-за паводка закрывают автомобильный мост, у них просто нет.
— Формально Каринторф — это часть Кирово-Чепецка, но жизнь здесь застыла где-то в 60-х годах прошлого века. Даже сетевых магазинов нет, и в целом живется непросто, — рассказывает туристам совладелец узкоколейки Евгений Стерлин. — Перед паводком Каринторф "готовится к осаде". В поселок завозят продукты, больных и женщин на поздних сроках беременности увозят в город. Потому что скорая помощь в это время сюда не приезжает, экстренных пациентов увозит тепловоз. Полиция тоже проехать не может, а если случается какое-то серьезное происшествие, вызывают машиниста. Он едет на тепловозе в город и возвращается с полицейскими часа через полтора. Так что люди успевают, например, подраться, помириться и еще раз подраться.
— Смотри, пап, я — поезд! — кричит пятилетний Лев, которому про сложности местной жизни слушать не очень интересно. Он стоит обеими ногами на рельсах, смеется и гудит, изображая тепловоз. Дорога ему как раз впору. Колея в ширину — всего 750 мм, узкая, поэтому дорога и называется узкоколейкой. И поезда кажутся игрушечными. Такие дороги проще было стоить.
Каринскую узкоколейку прокладывали выходцы со всего СССР во время Великой Отечественной войны, чтобы возить торф на городскую ТЭЦ. Рядом с дорогой вырос поселок для работников торфопредприятия. Здесь все еще стоят деревянные дома, построенные немецкими военнопленными.
— Вот этот зеленый вагон 40-х годов, говорят, перевозил немцев, — показывает Евгений Стерлин на хмурый вагончик, припаркованный у депо. — В такие маленькие вагончики запускали по 70–80 человек, закрывали на замок и везли. Окошек не было, туалет — дырка в полу. Потом людей выгружали и вели в бараки, которые они же сами и строили.
Поселок получился славный: широкие улицы, шикарный деревянный клуб с колоннами, столовая, баня, полноценная школа, а вокруг — сосны. Здесь жило около 5 тыс. человек, а узкоколейка была одной из крупнейших в СССР — более 200 км пути. Поезда ходили каждые полчаса. Сейчас в Каринторфе осталось около 1,5 тыс. жителей, поезда отправляются только пять раз в день, в школе можно учиться до девятого класса, а от железной дороги осталось лишь 10 км.
Но и это могло не сохраниться. В 90-е годы многие узкоколейки в стране разобрали на металлолом. Когда электростанция в Кирово-Чепецке перешла на природный газ, каринскую тоже хотели закрыть, но не стали, потому что для жителей Каринторфа она оставалась дорогой жизни.
В то самое время, когда страна массово растаскивала узкоколейные железные дороги, в подмосковном городе Воскресенске мальчик Женя Стерлин решал, куда пойти учиться. В детстве он часто отдыхал на даче недалеко от железнодорожной станции, катался там на велосипеде, наблюдал за поездами. Женя мечтал стать машинистом, но отец строго сказал: перспектив в этом деле нет, а светлое будущее — в сфере финансов. Так Женя Стерлин уехал в Москву учиться на бухгалтера, потом дослужился до финансового директора в крупной компании, а для души фотографировал железные дороги.
— Как-то однажды я ехал на машине, остановился перед переездом и ждал, что пройдет, как всегда, большой нормальный поезд. А там проползла такая… игрушка. С тех пор что-то в мозгу щелкнуло. И теперь у нас с супругой своя железная дорога, — улыбается Стерлин.
© Мария Шевченко/ТАСС
Вместе с женой Евгений объездил почти все узкоколейки страны и Европы, чтобы посмотреть, как все организовано.
— Мы видели, что за рубежом можно на этом зарабатывать, что людям нравится. Захотелось сделать что-то подобное в России, организовать интерактивный музей. Мы вышли на "Вятку-торф", купили у них узкоколейку и вот уже два года, как живем в Каринторфе, создали и развиваем Музей железной дороги, — рассказывает Евгений. — Супруга занимается разработкой стратегии и операционным управлением организацией, бухгалтерией, ведет соцсети, я руковожу всем коллективом и занимаюсь вопросами, непосредственно связанными с функционированием Каринской узкоколейки каждый день.
Пока 90% туристов — гости из Кирова и Кирово-Чепецка, 10% — из соседних регионов. До пандемии, по словам Стерлина, приезжало много иностранцев из Австралии, Швейцарии, Великобритании.
— Иностранцам нравится наша разруха, нравится экзотика, когда чумазый машинист цепляет чумазый локомотив к чумазому поезду и везет бабушек. Но, конечно, в Европе состояние техники и путей на порядок лучше и паровозы есть настоящие. Там музей без паровоза музеем вообще не считается, а мы пока о паровозе только мечтаем, — говорит Стерлин.
Но даже без паровоза Музей железной дороги в Каринторфе — находка для любознательного туриста и настоящий заповедник железных дорог.
В заповеднике у Стерлиных вольно пасутся рядом с депо классические тепловозы 60-х годов, старые вагончики, железнодорожный кран, снегоочистительный тепловоз, торфоуборочные комбайны, трактор на железнодорожном ходу и даже пожарный поезд в полной боевой готовности. Здесь все можно потрогать, повертеть, при желании — залезть в кабины.
Дети щелкают переключателями на пульте, пытаются повернуть тяжелую железнодорожную стрелку и управляют огромной кран-балкой. Взрослые фотографируют "древности", например заводскую табличку платформы 1937 года. А от поездок на ручных дрезинах — тележках на железнодорожном ходу — в восторге остаются и маленькие, и большие.
— А это мотодрезина, в народе ее называют "пионерка" (выпускалась под маркой "Пионер"), или "бешеная табуретка", — продолжает экскурсию Евгений Стерлин. — Заводится как мотоцикл, может разогнаться и до 100 км/ч, но больше 50 км/ч на ней никто не ездит. Страшно: ветер в лицо, грохот от двигателя, колеса на стыках — бум-бум, бум-бум. На широкой колее мотодрезины в конечном итоге запретили, потому что часто диспетчерского сопровождения не было, и, если навстречу шла другая мотодрезина, они сталкивались, слетали с рельс, а выжить было возможно, только выпрыгнув в сторону. И люди прыгали, поэтому и бок у мотодрезины открытый.
Эта конкретная мотодрезина приехала в Каринторф из Опарино. Владелец "бешеной табуретки" ездил на ней на охоту, а когда в прошлом году узкоколейку там разобрали, продал музею. Вообще, многие экспонаты музея приехали в Каринторф из разных уголков России, некоторые — на доживание, они уже никогда не встанут на рельсы.
— Вот этот тепловоз мы называем поездом-призраком, — загадочно говорит Евгений, и дети тут же оживляются. — Его уже разобрали на запчасти для действующих тепловозов, и от него остался только скелет. Вагоны тоже используем в качестве доноров: собираем из двух вагонов один более-менее комфортный, потому что новый вагончик, например, стоит 7 млн рублей, а новый тепловоз, по которому вы сейчас лазите, — 15 млн рублей. Вся железная дорога приносит в год 16 млн рублей убытков, мы не можем позволить себе новые вагоны, покупаем со всей страны то, что еще не успели скупить металлоломщики, ремонтируем в депо.
Депо — это такой большой мрачный гараж для обслуживания локомотивов. Здесь — как в страшном фильме: в темноту узких коридоров и огромных ангаров пробиваются лучи света из дверей и окон. Холодно, мрачно.
Депо в Каринторфе построили в 40-х годах прошлого века и с тех пор не ремонтировали, но все станки рабочие, потому что оборудовали в свое время узкоколейку по последнему слову техники. В депо по сей день несет службу немецкий фрезерный станок, токарный станок, есть кузница, где можно что-нибудь выковать или расплющить.
Планов у Стерлиных — вагон и маленькая тележка. Например, на территории Музея железной дороги можно будет перекусить в вагоне-столовой в интерьерах советского времени. Сейчас вагон реставрируют. Туристы смогут переночевать в Каринторфе или даже на узкоколейном мосту: на средства гранта Ростуризма музей построит передвижную гостиницу из железнодорожного вагона, вложив 30% собственных средств.
Деньги на развитие музей зарабатывает на туризме или привлекает в виде грантов. Каринскую узкоколейку поддерживает муниципалитет, но субсидий, по словам Стерлина, хватает только на покупку ГСМ, выплату зарплат и текущий ремонт техники.
— Каждый год нам говорят: "Денег нет, как-нибудь проездите". Финансирование не индексируют, хотя все подорожало от 20% до 60%. Без помощи государства железная дорога просто не проживет, содержать ее дорого — нужно поддерживать 10 км инфраструктуры, ремонтировать вагоны, для которых уже нет запасных частей, где-то искать рельсы, которые тоже уже не выпускают. В России в принципе нет примеров самоокупаемости узкоколеек, все на дотациях, — объясняет Стерлин.
Впрочем, и дотации — вещь не вечная. Областные власти обещают в ближайшие годы построить через Чепцу постоянный автомобильный мост. Какой тогда будет судьба каринской узкоколейки — неизвестно никому.
— Конечно, хочется, чтобы все процветало. Сейчас тепловозы, составы ремонтируют, планов много, — говорит проводница Екатерина Марко, провожая туристов. — Я уже пятый год здесь работаю, и мне нравится.
В целом с кадрами есть сложности. В штате узкоколейки более 45 человек — машинисты, кондукторы, фрезеровщики, токари, столяры. Мужики, по словам руководителей узкоколейки, "рукастые, но любят выпить", и после зарплаты или аванса стабильно пять — семь человек неделю не выходят на работу.
Самой же большой неожиданностью для Стерлиных стало предубеждение некоторых местных жителей к "заезжим москвичам".
— Мы, конечно, не думали, что у нас будет столько недоброжелателей. Нам говорят, что мы и взятки раздаем, и воруем. Люди не понимают, как это все устроено, им кажется, что пришли плохие москвичи зарабатывать в Кировской области. А деньги здесь заработать очень сложно. Но мы не разочаровались, мы упрямые, и, как зашоренная лошадь, смотрим только вперед, — рассказывает Евгений.
Помогают единомышленники. Вслед за Стерлиными в Каринторф из Санкт-Петербурга приехал, например, выпускник детской железной дороги, в прошлом машинист Виктор Романенко. Сейчас он помогает приводить в порядок технику.
© Мария Шевченко/ТАСС
— Что меня сюда привело? Любовь к железной дороге, — говорит Виктор, улыбаясь так широко, как будто хочет обнять улыбкой весь Кирово-Чепецк. — Я всю жизнь посвятил железной дороге. Сейчас живу в Каринторфе, и мне нравится. Вот только что коллег из Музея Тёсовской узкоколейной железной дороги Новгородской области встречал, они приехали нам помочь с реставрацией локомотива.
В 13:10 согретые послеобеденным солнцем улицы Каринторфа оживают. Местная жительница Елена собирается ехать на работу в Кирово-Чепецк. Пару лет назад у нее сгорел дом, сбережений хватило на покупку квартиры в Каринторфе, где, по словам женщины, " тихо, спокойно, и вообще нравится". Неподалеку идет мужчина с двумя сыновьями. Они надеются в скором времени переехать из Каринторфа, потому что их дом признали аварийным и подлежащим расселению.
— А вообще здесь ничего, нормально. Есть школа, садик, спортплощадки, кружки для детей. С дорогой плохо, но ладно хоть поезд ездит, — говорит он.
Самую большую группу возглавляет парень с грохочущей колонкой на плече. Молодежь смеется, шумит и устремляется туда же, куда и вся процессия, — на станцию. Через несколько минут толпа исчезнет в игрушечных вагончиках, которые повезут на "большую землю" людей вместе с их колонками, авоськами, рассадой и мечтами.
Стерлины тоже продолжают мечтать — о новых локомотивах и вагонах для своей железной дороги, о настоящем паровозе и стране, в которой историю не приходится пилить на металлолом.
Мария Шевченко
Фото: Мария Шевченко/ТАСС
